То, о чем думается на расстоянии

И моя глухая деревня уже стала доступна для сотовой связи. Прогресс, как паук паутиной, захватывает все большее и большее пространство. Сейчас я рада такому достижению цивилизации, а ведь совсем недавно, стремясь к полной изоляции и тишине, нашла эту забитую, отдаленную деревушку, стоящую на берегу реки, чтобы обрести покой и быть недоступной. 7 лет как я здесь живу, а точнее нахожу пристанище, устав от городского шума и людской суеты. Неторопливая размеренность и тихий, никем не контролируемый и абсолютно не представляющий ни для кого интереса уклад жизни пришлись мне по душе. Моя душа здесь окрыляется, поет, резвится и, конечно, много трудится.

До недавних пор меня не возмущало, а радовало отсутствие сотовой связи, сейчас испытываю в этом потребность. Таким образом имею возможность слышать близких и не терять связь с миром. Устаешь, устаешь от всего, что непременно желает быть событием, но, по сути своей, даже в фрагменты заставки не годится. Устаешь от необходимости быть в форме и "держать хвост пистолетом". Форма давит и мешает свободно дышать, а "хвост" непременно за что-то цепляется и мешает двигаться вперед. Устаешь от себя, поскольку смотришься в зеркало и видишь правду, видишь настоящее. Как важно хотя бы изредка уединиться, уйти ото всех, чтобы дать возможность не только себе, но и другим, отдохнуть от тебя. Мой мир здесь особых, необъятных размеров, вмещает в себя всё, и ничто ничему не мешает. Наверное, это проявление слабости, возможно даже и малодушия - любить на расстоянии. Но таким образом нахожу силу для уважительного и терпимого отношения с каждым. А когда негодование проявляется и категоричность вырывается наружу, понимаю - пора за смиренностью в уединение. Вдали ото всех думается беспристрастнее и вдумчивее. Изменяется мнение, и то, что ранее возмущало, здесь вызывает лишь улыбку. Обретая душевное успокоение, примиряешься с действительностью. Слабеет пыл возмущения, неравнодушие, ведь ты один, и нет ни оппонентов, ни тех, кто подпоет. Слушая тишину, слышишь себя, понимаешь личностные предпочтения и симпатии, объясняешь поступки.

Можно ли такое уединение назвать бегством от действительности, от настоящего или это один из способов самопостижения и возможность побыть наедине с тем, кто наиболее близок к тебе? Является ли стремление к уединению проявлением одиночества человека, ведь таким образом отдаляешься, даже закрываешься для всех? Отдельные поступки людей трудно понять и принять, особенно не имея для этого большого желания.

Местные жители моей деревни двояко относятся к моему появлению.

- Приехали поработать? - спросила меня одна бабушка в мой последний визит.

- Ага, поработать, - отвечаю, но при этом не уточняю, что прежде всего поработать над собой, так как здесь наилучшие для этого условия. Беседы с местными жителями помогают иначе взглянуть на жизнь, в том числе и на себя.

- А мы здесь одни и одни, в выходные дачники приезжают, а так вымирает деревня. Хорошо, что вы приезжаете. Гляну в окошко и вижу свет в вашем доме, значит не одна и помирать не страшно..., - неожиданно произнесла вторая бабушка.

- Что же вы так пессимистично, у вас ведь дети есть, и умирать вам рановато, - пытаюсь взбодрить женщину.

- Дети-то есть, но у них своя жизнь. Главное, чтобы рядом кто-то был. Мы живем подолгу одиноко и понимаем, что значит быть одному. А вы почему всё одна, да одна в нашу деревню ездите. Не спешите к такой жизни, плохо быть одному, - подытожила женщина.

Кто более одинок: смиренно воспринимающий жизнь и выстраивающий отношения со всеми на "Вы", живущий среди людей, но так и не знающий толком, кто же вокруг него? Или тот, кого действительность заставляет постоянно волноваться и проявлять эмоции, высказываться, кто относится к "Ты", как к "Вы", а к "Вы", как к "Ты", всегда окружен людьми и в курсе того, что с ними происходит, но при этом использует любую возможность побыть одному, отдалившись от людей? И еще один вопрос возник: об уживчивости и соседстве, смиренности и любви. Считаю, что смирение и любовь не могут жить вместе. Любовь - всегда неравнодушие и волнение, а смирение, по большому счету, спокойствие и ровные отношения со всеми. Всеобщая любовь возможна только вдали от мира, только на расстоянии. Ибо от соприкосновения с действительностью непременно родятся эмоции, возникают чувства, причем, не всегда положительные и приятные. Неужели их следует сразу на корню убивать, но таким образом себя не познаешь и не разовьешь эмпатии.

Тот, кто идет ко всеобщей любви, идет к Богу, он должен отречься от всего мирского и грешного, от всего, что искушает и пробует человека. Но не в этом ли его слабость - в отказе и смирении? Ведь сколько силы надо, чтобы, не отрекаясь, все пробуя и испытывая, сохранить в себе человека. Кто-то возразит и воскликнет: "Вот это сила воли, вот это сила духа, что удержался (или воздержался), прошел мимо, не согрешив". А я считаю, что заключая себя в лоно смирения и послушания, регламентируя жизнь уставом, опасаясь воздаяния и наказания, значит малодушничать и проявлять слабость. Это не осуждение, а выражение мнения, что отдельным людям непосильно самовоспитание без внешнего принуждения и сопровождения. Кому-то для свершения "великого дела" нужны зрители и свидетели, кому-то четкая инструкция и предписание, кого-то подвигает личный мотив и амбициозность, а кто-то просто за компанию делает что-то или отказывается от дела. Вместе проще и не так ответственно. Присутствие одобрения и поддержки так же важно, как и разделенная ответственность. И если в социальной жизни все более-менее понятно, так как в основном все регламентировано и определено обществом, то поприще духовное, внутренний мир человека вызывает много сомнений, здесь не может быть четкости и определенности. Ибо душа - это фантазия, это ларец с сокровищем, который если не открывать и не чистить, поблекнет, несмотря на то, что это клад. Фантазия станет обыденностью и изживет себя, если не развивать воображение и не давать пищу для волнения. Исходя из того, что душа живет вечно, можно сделать вывод об ее удивительной способности перевоплощения, неуправляемости и непредсказуемости. Не в состоянии разумно объяснить возникновение отдельных чувств, например, любви, человек называет природу ее возникновения эфемерной, т.е. независящей от сознания человека.

Любовь - самый результативный двигатель и преобразователь человека. И живет любовь не в мозгах, а в сердце, т.е. в душе, но вход туда посторонним воспрещен. Как повлиять на душу человека? Только через убеждение, но такое убеждение, которое не заключало бы в себе насилия и страха, можно достучаться до человека. Только неравнодушная душа способна пробудить другую душу. И чтобы воздействовать на человека, нужно прежде о своей душе побеспокоиться, о ее чистоте и глубине. Кто и где, каким образом развивает духовность, воспитывает душу? Школа, высшие учебные заведения? Эти социальные институты приобщают к знаниям, открывают мир и дают предмет для рассуждения, формируют профессиональную компетенцию, но учат ли при этом любви - главному содержанию души? Не думаю, что только церковь единственная сила и организация, занимающаяся духовностью и способствующая облагораживанию человека, поскольку главное утверждение в религии - это призыв с любовью прийти к богу и, тем самым, обрести вечную жизнь. Церковь также использует внешнее принуждение для того, чтобы человек внутренне стал чище. Внешнее принуждение - это и соблюдение церковного устава, и посещение церкви, и соблюдение обряда, и самое страшное воздействие, которое она использует - вера. Церковь вынуждает человека поверить в его греховную суть, в тленность тела, но бессмертие души, которая должна пройти чистилище и муки ада, чтобы стать бессмертной. Страшен не столько суд, сколько неведение, а что же будет далее. В обычной мирской жизни трудно понять и разобраться, что происходит в настоящем, не говоря о том, чтобы предусмотреть будущее.

Человек, жаждуя бессмертия, идет к богу, доверяет святым отцам тайны в надежде на помощь и искупление грехов, облегчение участи. Святые, для того чтобы любить мир, ушли подальше от него, уединились и от этого видят все его проблемы лучше, и понимают его глубже, и советы вразумительные дают. Жизнью своей заслуживают удивления и уважения. Однако они все выходцы из мира, они люди. Практически каждый из них имеет личную драму, каждого пытала судьба, а может и господь - в зависимости от того, кто во что верит. И они сделали выбор, поверив, что все испытания от бога. Я верю в то, что все испытания от самого человека, что все в нем и им же самостоятельно способно быть преодолено. От воспитания, которое является внушительным воздействием на формирование личности, также многое зависит. Считаю, что совесть - внутренний регулятор морали и отношение к миру не по наследству передается, а формируется от рождения: вначале под влиянием других, а затем, преимущественно, под воздействием самовоспитания и образования. Духовность человека - личное свойство, она субъективна, но ориентиры для развития определяются все тем же социумом, общественным укладом и, что немаловажно, государственной идеологией.

Социальные институты, как и уровень развития цивилизации - это внешние условия для развития. Они одинаковы для всех, но посмотрите, как разнятся люди - и интеллектом, и чувственностью. Можно услышать, что некоторых Бог пометил, поэтому они особенные. Но ведь бог любит всех, почему же тогда присутствует избранность. "Он дает большие испытания тем, кого больше любит", - верно ли такое утверждение? И кто его придумал? Человек, чтобы объяснить непредсказуемость судьбы, так как сам себя не понимает, а может и для оправдания собственного бессилия и неспособности видеть, понимать и управлять реальностью?

"Благородство в крови" - и в этом заключена правдивость народного наблюдения. Традиции и уклады формируются столетиями и генотип нации, ментальность крепче, чем больше ей лет. Чтобы порода не измельчала, жениться ранее предписывали на особах равного круга. Не инцест, а соединение равных статусов. Чем определяется статус? Возможностями, которыми пользуется человек. Вроде бы всем равные предоставлены, да не все ими пользуются в равной мере. И в этом справедлива жизнь. Мы различны способностями, мы продукты и результат разного воспитания от разных семей. Система мировоззрения и ценностей отличает нас и жизнь делает непохожей. Но мы все люди, все высшие существа, так утверждает право. А жизнь доказывает обратное. И среди людей есть существа со звериным характером, и есть праведники, и есть святые, и много обычных, и немало элиты. Впрочем, никому ничто не мешает себя идентифицировать с группой, которая наиболее близка по духу и соответствует сути.

Совесть, т.е. наша способность жить среди себе подобных, руководствуясь правилами совместного проживания, у отдельных людей чаще спит. Не потому, что не знают люди правил и морали, они всем хорошо известны. И не оттого, что без совести родился человек. Маленькие дети все прекрасны, но вырастают взрослыми и становятся разными, в том числе и безобразными. Ответ заключен в духовности человека, его приближенности к человеку. С религиозной точки зрения мораль - это заповеди, с позиции человека - нравственные правила. Суть их одна, хотя разными способами достигается. И все же, когда сильнее человек, когда живет по правилам или когда их нарушает? Когда в церкви ищет утешения и спасения или когда в чистом поле возносит молитвы. Нравственность - это преломление морали на практике. Она изменяется медленно, требуются многие года, чтобы общественное сознание внесло коррективы в систему ценностей. Человек пробует многое, и то, что не вызывает значительного возмущения, со временем становится нормой морали. Правила людьми придуманы, ими же корректируются и уточняются. Безнравственным поступком считаем поведение, несогласующееся с существующей моралью. Для осуждения и неодобрения самому следует строго соблюдать правила. Речь не веду о нарушении закона. Мораль и право, имея много общего, все же разнятся, и не только ответственностью, но и допустимостью поступка. Мы не можем всех нигилистов обвинить в безнравственности, несмотря на то, что они во многом отрицают общепринятую систему ценностей.

Вспоминаем тогда о поступках. Но не все помыслы перерождаются в дела. Могут ли мысли быть аморальными? В церкви несогласных с основами религиозного учения, называют еретиками или язычниками. А в миру, как быть с такими людьми? Придумали: свобода мысли. Однако стоит разобраться с понятием свобода, тогда станет понятным, что не всякое мыслеизложение есть свободное проявление, скорее итог распущенности и куцей духовности. Но мы нравственники и не торопимся выносить оценки, вдруг и нас оценят. Или все же спешим, чувствуя за собой право быть блюстителем морали? Сильнее тот, кто чувствует и знает меру. Меру в поведении, и меру в выражении себя. Мысли должны быть разными, а вот изречения непременно умными.

И ко второй части вопроса: Человек сильнее, когда верит, верит без условностей и не по правилам. Верит, исходя из внутренних убеждений и душевных запросов. Что душа требует, в то и верит человек. Вот только надо душу воспитать и научиться слушать ее надо. Плоть может сожрать человека, а может и человек укротить свою страсть. Страсть не только как вожделение и удовлетворение природных инстинктов, но и как неудержимое желание жить ярко. Если способен быть яркой звездой, которая, не обжигая, освещает - свети. Но если от твоей яркости, т.е. страстности, воспламеняется все вокруг - подумай, а не сгоришь ли ты сам преждевременно и не погубишь ли тех, кто рядом. Погаснуть прежде срока, не обязательно рано умереть, но вкус жизни потерять - это точно. Чтобы не сгорали люди раньше времени призывает церковь к смирению и отречению. Тот, кто самостоятельно находит меру, тот не в церковь спешит, а к человеку, даже если храм и посещает. Он один из многих, он также суеверен, и верит в судьбу и предназначение, и он хочет понять и приоткрыть занавес неведения, занавес сакрального и, возможно, тьмы. Не разделяя религиозного поучения (чаще по причине незнания и лени), он разделяет заповеди, и он же является носителем веры. Без веры сложно жить нравственно. Жить правильно и жить по правилам - в этом также заключено разное понимание веры.

Надежда, Вера и Любовь - три дочери мудрости, три кита, держащих человека в этом мире. Его спасение и его предназначение. В работе О надежде затронут этот вопрос.

Вера безусловна и не знает правил, любовь также не может жить по правилам, она всегда свободна. Не подменяя понятия вседозволенности и способности властвования над собой, живут те, кто любит любовью настоящей и святой. Святая - потому что редка и возвышена. Возвышена над миром и суетой. И в этом подобие с божественной любовью. Уметь возвысить свою любовь, умение любить так, чтобы любовь тебя возвышала, не возвеличивая, разве не к этому идет человек? Кто станет помощником на его пути? Тот, кто и его полюбит. Говорят, бог любит всех. И всем кто верит, следует быть уже убежденными, что являются носителями любви. Любовь в каждом сокрыта, ее нужно в себе открывать, и открывать самостоятельно. От нашего усердия и старания, от нашей работы над собой и будет зависеть, ощутим ли мы этот дар, который есть в каждом из нас. Любить мир, любить всех, но кого конкретно? Смирение - скорее отрицание конкретной любви и признание всеобщности чувства. Вот и стоит подумать, что важнее и что нужно человеку - рука, держащая руку в горести и в радости, или много протянутых рук, но ты не знаешь, что в каждой из них, но веришь...

Совесть есть у каждого, но бессовестные поступки не изжили себя. Почему же она дремлет у многих, не потому ли, что так выгодно человеку, ибо он ленив и привык к оплате труда. А труд духовный затратен, но не оплачиваем. "И зачем такой хлеб, который голод не утоляет", - возможно, спросит один из тех, кого в бессовестности упрекают. Можно и словами классика ответить: "Не хлебом единым жив человек". Возможно, его следует полюбить, ведь, якобы, есть всеобщая любовь, и смиренно протянуть Библию. Упав на неподготовленную почву, семя вряд ли прорастет. И коль говорим о святости и вере, давайте не грешить, лукаво произнося, что любим всех.

18.10.2013