Юркино сватовство

О том, что любовь есть, мы с Юркой слышали.

- Наверно, когда вырастем, то сами тоже влюбимся. И что мы будем делать?- спрашивал у меня Юрка, так как считал, что я все знаю.

- А если вдруг не влюбимся?- не то отвечала, не то рассуждала вслух я.

- Ты что?! Все влюбляются, и мы влюбимся! - твердо и решительно заявлял Юрка.

Я тихо вздыхала и верила. Он ведь сильный: вон, Андрею фингал под правый глаз поставил за то, что тот меня дразнил картавой. Андрей присмирел и больше не дразнится. Все девчонки мне завидовали. Еще бы, такой защитник.

Ну, уж если честно, то девчонок моего возраста было немного, всего три, плюс моя старшая сестра. Но она ведь сестра. Танька и Ленка - мои подруги. Мы ровесницы и учились в одном классе, но в разных школах. Танька жила со мной в одной деревне. А вот Ленка приезжала на каникулы к бабушке. Может, потому, что виделись редко, я очень ждала встреч с ней. Ведь мне так много надо было рассказать и поделиться впечатлениями. Были в деревне дети и постарше нас. "Малышня, - медленно и с напевом, чтобы мы отчетливее осознавали свое место, - марш отсюда!" - слышали мы часто, когда хотели подслушать, о чем они говорят, заняв лавочку под окном бабушкиного дома. Большие - это две Ирки, Ольга, Коля, Серый, Галя, Иван, Светка, ну, и моя сестра Лариса - предпочитали держаться от нас подальше. Хотя были денечки, когда мы объединялись, и начиналась в деревне война.

"Война" - так называлась наша игра. Мы делились на два лагеря: "своих" и "чужих". "Свои" - это русские, ну, а "чужие", конечно же, немцы. Тот, кто проигрывал, в следующей игре был немцами. Победитель - русские. Поскольку отголоски войны были сильными, никто в деревне немцев не любил. Приходилось воевать по-настоящему. Брали в плен. Пытали крапивой, и все хотели победить. Война завершалась иногда еще и до победы, а это происходило или по причине того, что всех успевали взять в плен, или по причине того, что с поля возвращались коровы, а наша обязанность была их встретить у начала деревни и сопроводить по дворам. После коров было не до войны, надо было помогать по хозяйству. Хозяйство у каждой семьи было большое, работать надо было много. Но если успевали отвоевать до прихода коров, устраивали марш с салютом. Правда, не всегда, а лишь тогда, когда моей бабушки дома не было. Она бдительная и ответственная. Боялась, чтобы мы не сожгли деревню, ведь салют - это снопы соломы, которую мы поджигали и бросали вверх. А такая "снопатая солома" была только у моей бабули. Помню, однажды один салют упал на крышу сарая. А крыша тоже из соломы. Что там было! Хорошо, что приехал в гости к соседу из Ленинграда сын. Он то и спас деревню от пожара. Мы с перепугу разбежались и спрятались. Вся деревня нас искала. Нашли и отлупили... всех. Больно было, но по справедливости. Спички детям не игрушки. Спички от нас всегда прятали, высоко под комин клали, чтобы не доставали. Мы знали, где их прячут, знали, что брать нельзя, но брали, редко.

В тот злосчастный день я добывала спички. День был особый. После пенсии деда. Как и полагалось, дед, осушив четвертак, спал на топчане. Дед мой курил, причем много, и спички всегда были при нем. Мне только надо было незаметно пробраться к нему и взять их. В кармане их он не носил, а всегда аккуратно, вместе с махоркой и сложенной газеткой, держал в отдельном мешочке. А мешочек тогда лежал рядом, у изголовья. Топчан, как и положено, занимал место у дальней стены комнаты. Как пройти через комнату незаметно, я не могла придумать. Поэтому решила ползти. Сестра стояла на пороге и в случае пробуждения деда должна была отвлекать его внимание от ползущей по полу меня. Дед не проснулся, спички мы раздобыли и устроили салют. Как уже рассказала, это был салют на всю жизнь. Больше так победам мы не радовались. Ограничивались бумажными медалями и громким "Ура! Победа!"

Вообще-то, мы были послушными и не очень шаловливыми. На Ивана Купала разрешалось всем шкодничать, тогда мы строили особые планы. Делали "стукалочку". Это когда на ниточку привязывается гаечка и подвешивается к окошку. Как только люди выключали свет и ложились спать, мы из укрытия дергали за ниточку. Получалось звонкое "тук-тук". Любили и в клубнику залезть. У соседа всегда ягоды вкуснее. Про дрожжи в туалете вы, наверное, тоже слышали. Мы их бросали только самым вредным жителям деревни, которые всегда были чем-то недовольны. А еще делали чучело, ставили перед дверью и смеялись до одури, когда люди в страхе охали и крестились. Надо сказать, что большого вреда не чинили, так как утром пришлось бы все исправлять. Это мы проверили однажды, когда поменяли соседям скамейки и угнали со двора телеги, затащив их в болото. Той же компанией утром все и возвращали по местам. Родители у нас были грозные, на расправу скорые. В остальные дни мы были самыми что ни на есть послушными и примерными детьми. Зимой играли на печках в дом, семью и школу, катались на санках и лепили снежных баб. Когда приходила весна, играли на улице. "Али-Баба", "выбивало", "лапта" и, конечно, "жмурки" ("прятки"). Но нам больше всего нравилось играть в "войну" и "казаков-разбойников". После неожиданного пожара, салют больше не устраивали. И конечно, много работали. Зимой надо было шерсть прясть, перья на подушки драть, снег чистить. Весной-осенью работа, в основном, на огороде. Кроме того, убирали в доме, готовили еду, стирали. Поскольку хотелось еще и поиграть, научились работать быстро и качественно. За плохое выполнение работы наказывали - приходилось переделывать. Так уж лучше хорошо и сразу. Играли мы тоже по-настоящему. Когда было дождливо, мы собирались по очереди у каждого дома. Мечтали и строили планы. Вот и сейчас идет дождь как из ведра. Мне разрешили сходить к Юрке. Я должна была с ним читать. Читал он плохо и мало. А я чтение любила. Взяла книгу и пошла. Но поскольку вымокла по дороге не только я, но и книга, мы стали беседовать о жизни. Мне восемь лет, а ему семь.

- Ювка, а может ты уже сейчас меня юбишь?

Юрка раскраснелся, почесал затылок и ответил:

- Люблю.

- А как это так, юбишь, мы же еще малые, и детей у нас нет, мы сами дети. Надо стать бовшим, тогда будешь юбить.

Юрку это рассердило. Опять девчонка ему перечит.

- А я тебя сейчас побью, тогда будешь знать, как люблю, - почти рычал он. Я не боялась. Знала, что не побьёт, ведь в соседней комнате была его мама, что-то шила.

- Ювка, а давай с тобою дом поствоим, - не унималась я. - Днем там будем жить. В саду у моих деда с бабкой ставая баня. Там ничего нет. Мы попвосим ключ и сдеваем дом.

Юрка поморщил лоб, как будто бы обдумывал важное решение, сделал паузу и утвердительно закачал головой:

- Давай.

-Товько къюч пвосить будешь ты, - твердо произнесла я. - Я бабы боюсь. После саюта она мне къюч не даст. Ты вучше у деда попвоси, - надоумливала далее его я. - Он добвый, не откажет!

-Ладно, после дождя пойду просить.

Так оно и вышло. Дождь скоро прекратился, и мы отправились к моим. Юрка только со мною был решительным и смелым. Увидев не деда, а бабу, испугался и выставил меня наперед. А сам, выглядывая из-за плеча и толкая меня в бок, шептал: "Проси".

Мне, конечно, было тоже страшно. Но тут дед появился. Отступать было некуда. И мы почти в один голос затараторили:

- Дайте нам ключ от бани, мы там дом построим и будем вместе жить.

- Это что, жениться надумали? - спросил дед, хитро щурясь.

Мне стало страшно. "Ничего мы не надумали, просто придумали новую игру", - хотела я произнести, но не отважилась, а только переминалась с ноги на ногу. Юрка осмелел и сделал шаг вперед.

Бабка подозрительно посматривала. А дед продолжал:

- Пойдешь за него, если он корову приведет, - сказал, как отрезал, дед.

- Корову не могу - могу собаку, - робко запротестовал Юрка.

- А на черта нам еще одна собака! Ее кормить только надо. Другое дело корова. Веди корову - получишь ключ!

Бабка почему-то наш разговор слушать не стала. Прикрикнув на меня, чтобы я шла в дом, поскольку ноги промочила, сама ушла. Я поплелась следом.

"Не будет у нас дома, где Юрка возьмёт корову? Да и зачем деду третья корова?" - не укладывалось в моей голове. Вечер как-то незаметно, но быстро наступил. В детстве дни длиннее, время идет медленнее. Но тогда все быстро происходило. Как я ни старалась отвлечься от тяжких дум о корове, сделать это не могла. Убирала в доме и думала: "Почему это дед надумал нас женить? Говорит, что на Востоке в таком возрасте девочек уже отдавали женихам. Они их растили, потом на них женились. Где тот Восток? В нашей деревне так не поступали, да и в соседней такого не было. А как же Юрка может меня вырастить, если он и сам малый? Я не хочу уходить из дома. Да и мамка меня не отпустит. Это ведь так решил дед, даже баба молчала. А когда дед принимал решения, его можно было ослушаться. Нет, Юрку я не люблю. Не хочу я за него замуж", - твердо решила я после трехчасового размышления о судьбе. Может быть, я бы еще что-нибудь успела придумать, чтобы не выходить за Юрку замуж, но мне помешали это сделать крики его отца.

- Так это он, паршивец, такое сделал? - доносилось с улицы.

Мне стало страшно, что еще он там сотворил. "Нельзя его оставлять без присмотра",- начала по-взрослому рассуждать я. Страшно и любопытно. Победил интерес. Я открыла окошко и высунула голову, чтобы все не только слышать, но и видеть.

Малопонятная картина становилась все понятнее и понятнее. Юркин отец выгонял из дедовского хлева свою корову. Корова бегала как ошалелая. Ей надо уже было доиться, а она еще даже не в своем хлеву. Взрослые при этом не ругались, а дружно хохотали.

- Любовь у них. Ишь, до чего додумались! Но сын-то молодец!

Почему молодец, я додумала позже, когда поняла, как важно держать слово. Нас долго в деревне еще дразнили "жених и невеста". Вначале было стыдно, и мы отбивались. Потом привыкли, перестали обращать внимание, и дразнилки прекратились. А впечатление осталось. Я была горда: ведь ни за кого больше никто не дрался и корову не приводил! Только вот время быстро летит. И я, и Юрка стали взрослее. Я научилась выговаривать "Л" и "Р", научилась самостоятельно отстаивать себя и преодолевать страхи. Мне уже не нужны были защитники. А Юрка умел хорошо драться, но по-прежнему плохо читал. Поскольку за меня драться надобности больше не было, а книг для совместного обсуждения он не читал, нашей детской любви пришел конец.

Но и я, и он верили и верим, что она есть. Только уже другая, без коровы и домика в старой бане.