Родом из детства

Каждый человек хоть единожды должен задуматься о своем происхождении, для того чтобы понять мотивы поведения, разобраться в себе. Обращение к детству приятно, так как всплывают в памяти самые беззаботные годы, вспоминаются чувства искренней настоящей любви. Нечто теплое растекается по телу, улыбка озаряет лицо, и ты ненадолго уходишь от действительности. Как правило, самые яркие воспоминания связаны с наиболее значимыми событиями. Всякий раз, пересказывая их, уточняются детали, что-то изменяется. Хочу запечатлеть одно событие из детства, для того чтобы внуки знали, какой была их бабушка. А стоит ли что-либо изменять в услышанном, решат сами. Возможно, узнав то обстоятельство, как я стала ученицей, будет способствовать пониманию, почему я избрала учительскую стезю.

Обычная крестьянская семья. Отец - с незаконченным средним образованием. Мать, рано выскочившая замуж, поэтому пришлось заочно учиться в сельскохозяйственном техникуме. Не помню, чтобы дома были книги. Их стали собирать мы с сестрою, когда научились читать. Книги не были под запретом, просто в деревне надо много работать, а на чтение времени всегда не хватает. Это конечно так, но если есть желание, то преград для чтения нет.

Почему во мне так велика тяга к чтению? Никто не принуждал читать. Наоборот, каждую свободную минутку отдавала книге, и родители иногда ругали: "Что, опять целый день за книгами просидела, а работать когда будешь?" Первый класс для меня начался не так, как для всех, 1 сентября, а с октября. Мне тогда не было полных 7 лет, поэтому в школу не принимали. Отчетливо помню силу притяжения школы. Там, в небольшом домике, стоящем неподалеку от дома, в котором жили мои дед с бабкой, училась моя сестра Лариса. "Она уже большая", - рассуждала я. А старше меня она была всего-то на неполных 2 года. Я ей завидовала и вопрошала: "Почему тебе можно в школу, а мне нельзя?", - при этом дулась и расстраивалась. Ах, как же мне туда хотелось!

Нас с сестрой очень любили дед с бабкой, любовью строгой и справедливой, требующей четкой дисциплины и ответственности. Постороннему могло показаться, что и любви-то нет. Но я ее чувствовала, хотя об этом никто никогда не говорил. Я знала, что меня сильно любят. Мне доверяли. Доверял дед, который втайне от бабули посылал меня в магазин за вином. Правда, это бывало всего 1 раз в месяц, в день получения пенсии. И я ходила, пряталась, чтобы бабушка не узнала. Сейчас понимаю, что ей все было известно. Доверяла бабка, которая всегда показывала место, куда прятала деньги и самогон, ведь отец пил и мог все запросто забрать. Об этом позже. Возвращаюсь к тяге к знаниям.

Я с большим желанием носила сестре в школу молоко. Это сейчас, пожалуйста, завтраки-обеды. А тогда... Большая эмалированная кружка, до краешка наполненная молоком, а сверху - ломоть черного хлеба. А вот если бабуля пекла перепечки, тогда целую лепешку несла. Лакомство было вкусное-превкусное. Медленно, осторожно ступая, в вытянутых руках, чтобы не расплескать, несла завтрак сестре. Я шла в школу, ставила на крылечко у входа, открывала дверь, просунув голову, картавя, говорила: "Вависка, иди пей мовоко!" Сестра, конечно, сердилась, ведь могла сама на перемене прибежать и покушать. Ходу-то всего метров 100, не более. А для меня это было событием. Лариса пила молоко, а я расспрашивала о школе, о том, чему она научилась. Сестра на все мои расспросы отвечала грозно: "Малая ты еще все знать. А много будешь знать - быстро состаришься. Иди и больше не приходи!" Я не сердилась, знала, что норов у нее такой, грозноватый. На следующий день все повторялось сначала. Повторялось, пока однажды соседский мальчишка Юрка не преградил мне дорогу. Юрка - хулиганистый мальчуган, младше меня на год, но рослый и драчливый.

- Что, опять молоко несешь, - наступая на меня с прутом в руках, сжав кулаки и зубы, спросил он.

- Несу! - с вызовом отвечала я.

- А я не пущу!

- Пустишь! - парировала я, и смело стала его обходить. Надо сказать, что Юрка таким образом проявлял ко мне симпатии, уж очень я ему нравилась.

- Ювка, отойди! - сердилась я. А он размахнул прутом, таким огроменным, и бах по моей кружке. Кружка выпала из рук, молоко вылилось, а я разревелась. Юрка бросился наутек. Я все громче и громче ревела. В кружке оставалось несколько капель, должна я ведь занести молоко сестре. Вся в соплях и слезах поплелась в школу. На мой вой вышла учительница.

- Ты чего ревешь? - с улыбкой спросила она.

- Юв-ка, мовок-оо вазвив, - всхлипывая, дрожа от обиды, пролепетала я.

- Ну, молоко не беда, - ласково произнесла учительница.

Я никак не могла успокоиться. Полина Леонтьевна, так звали учительницу, предложила мне: "А хочешь посидеть в классе?"

"В квасе? Мне?" И где же были мои слезы. В одночасье и плач утих, и причитания прекратились. Я попала в сказку. Огромная комната с побеленными стенами, печка, которой отапливались 2 комнаты: классное помещение и комната для учителя. И парты, настоящие школьные парты с откидными крышками. Посреди класса стояла школьная доска, которая легко вращалась и могла ненароком, если неосторожно с ней обращаться, ударить по голове. Меня проводили за последнюю парту. С высоко задранным носом, краснющим и распухшим от слез и соплей, с гордым выражением лица, вся перепачканная, я шагала по классу и была тогда самой счастливой в мире. Сев за парту, я притихла как мышка, боясь шелохнуться. Сестра бросала искрометные взгляды, и я понимала, что мне дома ох как от нее достанется на орехи. Переменку я тоже тихо просидела за партой. Полина Леонтьевна дала мне тетрадку и ручку, и я старалась повторять то, что дети писали на доске.

В конце дня учительница спросила: "Понравилось?"

- Да, а можно я и завтва пвиду? - по-детски непосредственно протараторила я.

- Приходи, - с улыбкой и очень добрым взглядом, ответила она.

Я стала ходить в школу. Дома, конечно, сестра просила: "Мам, не пускай Светку в школу. Она еще малая, а то мне за ней присматривать надо". "Какое там присматривать!? - недоумевала я, - Ведь я тихонько сижу". Иногда, правда, когда Полина Леонтьевна спрашивала детей, а они почему-то не всегда отвечали, я тихо-тихо шептала ответ. Вот тогда и встречала грозный взор сестры и немой укор: раз пустили - сиди тихо, не мешай. А я и не мешала. Дома тоже незаметно делала домашние задания. Как-то раз, спустя две-три недели, Полина Леонтьевна сказала сестре: "Лариса, я хочу поговорить с твоими родителями. Сегодня после занятий приду к вам домой".

Что-то ёкнуло в моей груди. Неужели скажет, чтобы меня больше не пускали в школу?

Разговор не был долгим. Мама была на работе, поэтому учительница разговаривала с бабушкой. Ну а бабуля у нас авторитет! Ее все слушались.

С испуга я забралась на печку, но мне было все слышно.

- Анна Сергеевна (так звали мою бабушку), знаете, что Света очень хочет учиться. Она способная девочка. Поскольку 7 лет ей еще нет, я не могу сама принять ее в школу. Если вы не возражаете и желаете, чтобы она училась, я вызову инспектора из районо. Он посмотрит и решит".

Мое сердечко так громко стучало, что мне казалось, что вот-вот меня обнаружат на печи. С замиранием, тревогой я слушала ответ бабули

- Хорошо. Я скажу Вальке (т.е. моей матери). А когда, вы говорите, приедет инспектор?

"Неужели, неужели, бабушка согласилась!? Ура! Ура! Я буду ученицей", - так и вырывалось с груди, но я должна была сидеть тихо и незаметно.

Кто такой инспектор, и что он будет со мною делать, мне было все равно. Ведь я буду ученицей.

Инспектором оказалась женщина, которая, как и я, села за последнюю парту в классе. Что-то там писала, изредка поднимала голову и посматривала на меня.

А я была счастлива, поскольку в тот день меня много раз вызывали. Полина Леонтьевна строгим голосом просила то прочитать, то букву угадать, то посчитать. Она всегда была строгой, но тогда казалось, что она еще чуть строже стала. Но я-то ведь знала, что она очень добрая, и все дети её любили. На перерывах в тот день мы не играли в лапту - нашу любимую игру, а тихо сидели на крылечке и шептались. Что же скажет та строгая тетя-инспектор?

Перемена казалась особенно длинной. Все дети школы с волнением ждали решения инспектора, тихо сидя на крылечке.

Меня позвали в класс.

- Что, сильно хочешь учиться? - строго спросила тетя из районо.

- Сивно, пвесивно! - протараторила я и расплакалась. Вообще-то следует отметить, что слезы у меня были близко. Но плаксой никогда не была. Я была девчонкой с мальчишечьим характером. Только вот слезы...

- Не плачь, - обняла и ласково произнесла Полина Леонтьевна. - Будешь ученицей. Можно!

Мое "УВА" слышала, наверное, вся деревня. Сразу объявились дед с бабкой. Что-то там говорили, потом повели инспекторшу домой яблоками угощать. Но этого я не помню. Потому что я стала УЧЕНИЦЕЙ!

Для меня тогда это было самое важное событие в жизни.

май 2011 г